маленький тики микк быстро сгорал на солнце, особенно когда лежал на солнечной лужайке дома его отчима в одних хлопчатых шортах. жара португалии, особенно ближе к проливу или к океану, заставляла жителей как можно меньше двигаться и потреблять как можно больше воды. стоило тики окунуть голову в ведро с только что набранной из колодца водой, как спустя пять минут его темные волосы вновь становились сухими, и макушку пекло с удивительной настойчивостью. тики нарыл где-то на чердаке у соседки соломенную шляпу, оторвал от нее розовую ленточку, которая все портила, и стал ее носить, гордо шагая по улицам.
лежа в сухой, выжженной зенитом траве, где было жарко, даже несмотря на тень от высокого апельсинового дерева, тики разглядывал глазами цвета коричневого граната сеть тонкой, но крепкой паутины, которой паук оплел несколько веточек куста подле дерева. кажется, это были мамины неудавшиеся розы, которые когда-то должны были служить украшением сада, но из-за отсутствия времени и желания, матушка забросила их. по тонким нитям, переставляя одну скрюченную лапу за другой, полз крупный паук, размером, наверное, с те камни, что разбросаны на дороге, те, что тики и его друзья любят кидать в окна друг другу, чтобы позвать гулять. страшный, с пугающим брюхом, сужающимся в конце; стоило прищуриться, и кажется, что можно разглядеть множество мелких глаз на голове, совершенно не пропорциональной туловищу.
сейчас тики не вспомнит, какие именно эмоции он испытывал, когда видел это существо. сейчас оно покажется ему странным, отвратительным, но тогда какая-то грань между восхищением и страхом заставляла его неотрывно смотреть на то, как насекомое плетет новые ответвления своего лабиринта, как оно пытается замотать крупного жука, в несколько раз больше, чем сам паук. ощущение, что во всем этом юный тики что-то искал. пастор говорил, что пауки плетут паутину, чтобы ловить души грешников, но это низшие духи, а значит и ловят они низких, слабых людей. он водил микка на чердак, где они перебирали книги, и мужчина с легкостью сметал рукой хрупкие сети, причитая, что сильному человеку никогда не попасться в подобные ловушки.
тики никогда не верил в бога, а с пастором общался, потому что он был умный и интересный. маленькому тики не нравились сверстники, ему не очень нравился вроде бы образованный в разных отраслях отчим, потому что тот слишком плохо рассказывал и в целом был человек неприятный; соседка не умела писать и все письма своим родным она просила писать самого тики под диктовку, а ребята просто считали занудством и книжки, и разговоры про них. пастор никогда не ругал микка за то, что тот нелестно отзывался о христе и громко смеялся в храме, когда видел у статуй их органы. ему не нравился курносый нос младенца-христа на руках у марии, ему не нравилось, что мадонна прячет волосы за каким-то платком, а тики очень нравились девочки с распущенными, пусть и в родном городе почти все убирали их в косички.
тики много чего нравилось и не нравилось, и в детстве, кажется, он все таки любил пауков. они были трудолюбивые, живущие в суровом мире; « у них нет души, тики, » - говорил пастор, и тики дулся. то, что у чего-то или кого-то не было души, не мешало ему их любить.
он всегда любит каких-то людей или какие-то вещи так сильно, что злится, когда его пытаются убедить, что они не заслуживают такой верной любви. но микк не такой человек, который будет нуждаться в каких-то объяснениях, особенно, когда дело касается чувств. ему не нужен опыт, он первичен и самодостаточен, даже когда является всего лишь ребенком. в спорах, будь то со сверстниками, матерью или пастором, он всегда на все имел свой ответ и свои доказательства. возможно, у него всегда были проблемы с объяснением своей позиции, но он четко уверен в своей правоте. его любовь одна из тех вещей, в которой он редко сомневается. конечно, если он что-то любит, это не навсегда. даже если он кого-то любит, в его голове все равно появляются мысли о каком-то конечном периоде, когда все прекратится. пауки не нравились ему долго. либо он про них просто забыл. вся его цепь воспоминаний - тот паук среди мертвых кустов роз и плащ фокусника, который приезжал на ежегодный фестиваль, и учил тики карточным играм в своем уютном вагончике, где пахло хересом и оливками.

есть люди, похожие на пауков. они плетут сети, чтобы чего-то достичь, и кажется, в них действительно могут сидеть те самые демоны, о которых рассказывал пастор. тики микк роется в карманах своего плаща, ища сигареты и зажигалку с выгравированными своими инициалами. какие-то вещи у него ассоциируются с людьми, и эта вещь кажется драгоценной, потому что была подарена той семьей, о которой сейчас удается лишь вспоминать. тики микк даже не думает уже, когда он встретит их снова. просто надеется, что это произойдет.
вероятно, то, что тики сейчас в таком положении, тоже удел очередной паутины, липкой и неприятной на ощупь, цепляющейся за подолы его пальто и ведущая только туда, куда можно. тики чувствует себя тем жуком, что попался в лапы его паука из детства и не факт, что он точно так же, как и тогда, больше, чем сам автор сети. больше и сильнее, только это не меняет того факта, что он все-таки проглотил наживку и оказался повязан за ниточки.
кто-то всегда играет свою партию, приплетая в нее мотивы разнообразных мелодий, своих или чужих, без разницы. минор сменяется мажором, арпеджио, немного легато, пара тактов стокатто, гармоничный минор, тон-тон-полутон-два тона-полутон. в голове микка мелодия, и она кажется заезженной, словно песенка из детской шкатулки, в которой девочки хранят расчески и множество своих лоскутков-ленточек и заколок. голова болит просто от попыток понять, откуда же эта треклятая мелодия, но разум не может отрыть среди воспоминаний ответ.
он приподнимается на локтях, выгоняя из своего сознания ощущение, что он все еще спит. гранатовые глаза стали еще темнее, чем они были раньше, от мальчика не осталось и следа, и воспоминания о детстве вызывают разве что усмешку и пелену неприятных эмоций. дом не ассоциировался ни с чем хорошим, потому что даже домом его назвать можно было с натяжкой.
тики микк спит в кресле, чувствуя, как все тело ломит от неудобной позы. тянется, поднимая руки вверх и хрустя пальцами. слишком по человечески, и это ни чуть не смущает. нои не монстры, нои не акумы, нои могут жить как люди, если того захотят, если семья их отпустит. долг перед графом выжжен где-то со внутренней стороны кожи. кажется, что если кто-то посмотрит на оголенную спину тики микка, он сможет разглядеть еле проглядывающие череды букв, которые сливаются в слова и предложения; это как брошюры с молитвами, которые выдают на входе в церковь, только такую не выбросишь, не сделаешь из нее во время молитвы самолетик. она запомнится на всю жизнь, даже если тики не знает ни одного слова. он знает, зато, то, почему у него есть этот текст. потому что он ной и в его сознании запрограммирована одна важная команда: « защищать графа, » но чем эта команда отличается от тех, что получают акума? « убить их всех. убить их всех, чтобы защитить графа. убить. » глагол неизменен, как его не завуалировать.
любое служение кому-то ведет к смерти. даже богу.
когда тики было четырнадцать, пастор скончался.
смерть следует за людьми по пятам, кем бы они не были, и это неоспоримо. тики считал глупым рассуждать о смерти, когда она кажется ною столь близкой. нет, он отбрасывать концы не собирался, его желание жить искореняло подобные мысли из головы, он просто чувствовал, как один за другим в могилу падают люди, замешанные в паутинных играх множества людей. ватикан, орден, граф, четырнадцатый. кто из них самый большой и главный паук тики боялся задуматься, потому что чувствовал себя мошкой, пытающейся не задохнуться, пытающейся не пережать паутиной себе дыхательные пути. ему остается только рваться, обдирая свои хрупкие крылышки в попытке выбраться из ловушки, перестать идти на поводу у других. начать двигаться самостоятельно. недоверие к графу кажется отрезвляющим ядом, что дает энергию и кипятит адреналин в крови, который заставляет продолжать движение.
тики хочется думать, что он пошел за четырнадцатым, которого даже малышом теперь называть становится все страннее, поотму что он захотел этого сам, а не потому что его умело на это подбили. тики слишком упертый, он понимает, что им легко манипулировать, если знать как, но отчаянно хочет убить себя в том, что сейчас он полностью защищен от всей этой манипуляции и попытки его контролировать.

- проснись, мальчик, - общение тики с другими людьми похоже на игру. он знает, что на месте малыша сейчас другой человек, другое, почти что, существо, и бесполезно пытаться создать в своей голове единый образ, где аллен уолкер+четырнадцатый будет равно один и тот же человек. все это бесполезно, но мальчик и малыш это даже не привычка, это просто забавная игра. каждый раз, когда он его так называет, ной следит за реакцией, ищет в ней какие-то ответы. он бы тоже с радостью стал пауком, если бы мог. пока ему остается только учиться, при чем учиться на ходу, потому что учителей в таких вещах не бывает. это как падение со скалы, когда ты еще маленький птенец, который не умеет летать - хочешь жить, значит научишься.

солнце светит в глаза, стоит ною раздвинуть тонкие занавески, он жмурится. при прямом контакте с солнечными лучами цвет его глаз становится темно-янтарным, но он прикрывает их, пытаясь привыкнуть. полутьма комнаты заставила отвыкнуть от нормального света. он закуривает, как обычно. щелкает зажигалкой, подносит сигарету к губам. никотин не бьет в легкие, словно колокол перед службой, он же ной, для ноя это не проблема. привыкнув курить, тики уже даже не помнит, когда последний раз давился дымом.
он курит в последнее время больше, чем обычно, постоянно ловля себя на том, что пальцы самостоятельно тянутся к пачку, автономно достают сигарету и поджигают ее. он курит с глубокими затяжками, изредка выпуская дым через нос, предпочтительно через рот. в комнате пахнет дымом, тики не хочет открывать окно, выглядывая сквозь испачканное каким-то сероватым налетом стекло.
он скользит взглядом по лицам прохожих, ища среди них что-то, что зацепит. тики не любит людей до умопомрачения, у него нет цели спасти их всех, ему порой они даже противны - люди лицемерны, глупы, похожи на стада животных, у которых основной инстинкт - страх. редкие индивидуумы, выделяющиеся из толпы, притупляют чувство самосохранения, идут на поводу желаний и придуманных идеалов.
такие легко попадаются в сети пауков, если не умеют их находить до того, как в них попасть.