«Если ты хороша, весь мир у твоих ног, выбирай кого хочешь, делай что хочешь, надевай что хочешь... неважно, потому что все вокруг всё равно восхищаются тобой.»
жарко.
город плавится.
от пламени солнца.
а может и от пламени дракона.
ты ведь помнишь ту легенду, что существовали две луны и одна из них захотелось сблизиться с солнцем, но оказалась уничтожена и из ее осколков появились первые драконы?
эрагон помнил жаркий день, который быстро сменился в ночь. эрагон помнил миэрин, свободный, без рабов и звуков кнута.
ночь пела лаем собак и звоном патрулей.
эрагон кутался в темный плащ с грязным подолом и смотрел, как пламя отбрасывает карамельные блики на лица людей вокруг него.
старуха, похожая на ведьму, устроилась возле большого костра. она была укутана в серые грязные тряпки, от которых пасло прокисшим молоком, а подле нее сидели дети разных возрастов и внимательно слушали ее рассказ. голос у нее был слабый и дряхлый. эрагон стоял чуть дальше, скрывающий голову под темно серым платком. для эссоса он был чужеземцем, его светлые волосы были здесь чужды, его светлая кожа быстро покрывалась красными ожогами. он почувствовал себя неловко, когда, проходя мимо группы каких-то людей с темными, словно угли, волосами, он заметил, что те его странно и немного удивленно разглядывают. возле костра сидели не только дети, чуть дальше находились взрослые мужчины и женщины, которые слушали старуху с не меньшим уважением и интересом, чем младшие. они поглядывали на эрагона, но позволяли ему с интересом вслушиваться в дряхлый голос старухи. пока он слушал, он думал о своей родине и о том, какие же сказители находятся там. они рассказывали, что земли, которые лежат за морем, вне алагейзии, давно потеряны, но вот, всадник стоит на одной из них и понимает, как же малы знания его народа о том мире, что находится за океаном. и как же этот мир чужд ему. эрагон скучает по родному дому и только, когда оказывается рядом с бит'даумом, его драконом, чья белоснежная чешуя столь прекрасна, словно неожиданно выпавший снег в пустыне, только тогда всадник ощущает, что он, хотя бы, не один. его сердце скучает по родному лесу, но он ничего не может поделать. он сам решил во чтобы то ни стало найти то место, откуда прибыли эльфы, найти тайну своего народа, узнать, на что же еще они способны.
старуха начала своим тихим-тихим голосом вести историю о временах, когда тьма окутала мир, и эрагон отвлекся от своих размышлений о родном месте, встрепенувшись, прислушиваясь. его эльфийский слух улавливал намного больше чем люди, которые поддались вперед, пытаясь как можно четче услышать слова рассказчицы. перед глазами эльфа проносилась картина, он представлял себе все, что говорила сказительница, и был поражен. она рассказывала о темноте, которая настигла вестерос и эссос, она говорила об иных, чей ход сопровождался могильным холодом. она говорила о голубых глазах и неживых душах. эрагон чувствовал, как по спине его идут мурашки, но твердо стоял и смотрел прямо на старуху. она говорила, что в эти темные времена был выбран герой, который должен был всех спасти. три раза азор ахай ковал свой меч, в надежде, что тот поможет ему в борьбе против чудовищ, но два раза из трех он ломался, пока герой не пронзил тело своей жены мечом. душа женщины перешла в меч и с тех пор, когда азор сражался с ледяными чудовищами, его меч пылал, словно огонь. когда он пронзал их мечом, чудовища таяли, словно лед и превращались в воду, столь силен был жар души жены ахая, которая все еще находилась внутри меча.
где-то внутри себя эрагон уже давно смирился с тем, что даже он, могущественный всадник, эльф и маг не может толком объяснить, как устроена магия в этом мире, но он все равно пытался придумать толковое объяснение данному феномену. древний язык? заклинание? зачем тогда пришлось убивать жену? попытка из ее тела черпать энергию? он приходил к толковым решениям, но потом вновь и вновь находил в них какой-то прокол, не совпадающий с реальностью. он выглядел расстроенным и немного разочарованным. слушал остаток рассказа в пол уха, однако он знал, что бит'даум, используя его сознание, внимательно прислушивается к истории.
чужой мир был интересен дракону, но он большую часть своего времени проводил далеко от города, в пустыне, где никто не мог его потревожить и испугаться его размеров. эрагон наложил на него защитные чары, в надежде, что если все же кто-то увидит столь большого дракона, он не сможет нанести ему урон. больше всего на свете эрагон боялся потерять бит'даума. он был дороже для него, чем весь этот мир вместе взятый. они были вместе два с половиной века, и это время так сильно отразилось на душе всадника, что он просто не помнит и не представляет себе времена, когда он жил без своего дракона. это похоже было на темноту, в которой он находился долгое время, неспособный из нее выбраться. и только белоснежное, словно жемчуг, с серебряными прожилками яйцо создавало свет. лишь белоснежный дракон, от кончика хвоста и носа размером с эрагонову вытянутую руку, смог помочь эльфу найти то, что он не мог найти до этого — кого-то, ради кого стоит жить.
эрагон улыбнулся, облокотившись о балку какого-то строения. он уже полностью не обращал внимания на старуху, разглядывая множество миэринских улиц, в темноте которых он видел свое очарование. он знал, что после того, как безупречные пришли в город, он не перестал быть опасным, но главная угроза, которая заставляла эрагона отвергать город была уничтожена. королева во главе армии безупречных искоренила рабство. королева, над чьей головой летели чудесные, удивительные драконы. королева, которую всадник видел из далека, снова пряча свое лицо за платком. она была красива и красота эта напоминала эрагону эльфиек, которых он видел в родной эллесмере. у нее были такие же светлые волосы, как у него, и наверное их можно было посчитать за родственников, если бы не его остроконечные уши, которые, впрочем, он очень тщательно старался скрыть от посторонних глаз.
когда старуха умолкла, многие ее слушатели начали вставать со своих мест, подходить к ней и вручать ей в руки разные вещи, начиная от хлеба и заканчивая монетами. эрагон все стоял на своем месте, не отводя взгляда от огня, и мысли его были где-то далеко-далеко. он думал о прекрасной королеве, которую хотел бы снова увидеть, потому что она вдохновила его на то, чтобы разделить вместе с ней желание освободить каждого раба в этом мире и подарить ему заслуженную свободную жизнь. он думал о ней и смотрел на языки пламени, которые становились меньше, потому что никто не подбрасывал в них дров. он слегка вздрогнул, когда сухая костлявая рука потянула его за рукав, он посмотрел на сказительницу и по-доброму ей улыбнулся. протягивая три золотые монеты, он увидел как широко открылись глаза старухи, и она что-то удивленно пробормотала, точнее даже проворчала. эрагон вежливо попрощался, но еще какое-то время оставался на месте, наблюдая за тем, как старуха поворачивается и уходит куда-то к себе.
он думал о том, что никогда в этой жизни еще не видел человека, заслуживающего того, чтобы за ним действительно шли люди. правители часто становились тиранами, становились пьяными от власти, в них просыпалось тщеславие, и этот порок пожирал их изнутри, словно залезшие под кожу паразиты. открытый и прямой, эрагон не любил хитростей, ему было неприятно видеть, как ловко некоторые правители управляет людьми, оставаясь не только в безопасности, но и в хороших отношениях с теми, кто мог бы стать их жертвой, — а возможно, еще и станет. когда он был предводителем всадников, его бывшие наставники часто говорили, что искусство управлять людьми и добиваться целей, не пачкая рук, было не лишним и для него. лидеру нужно уметь управлять людьми, если он хочет и дальше оставаться лидером. но эрагон не любил интриги и проявление жестокой силы, поэтому, чтобы оставаться подальше от них, он всегда не допускал, чтобы ему диктовали, как следует поступить в том или ином случае.
он беспокоился за молодую королеву, пусть и совершенно ее не знал. он думал, что она слишком юна для той ноши, которую на себя возложила. он хотел поделиться с ней своим опытом, который получил за столько веков управления орденом всадников. он думал о том, что мог бы быть полезен, что могу бы задержаться в миэрине, да и вообще в эссосе, чтобы служить ей. в противном случае ему и бит'дауну просто не было смысла оставаться на материке. они бы продолжили свое путешествие, отправились еще дальше за моря, совершенно не опасаясь того, что их там ждет. иногда, лежа на твердой гостиничной постели, эрагон думал о том, что здорово было бы где-нибудь осесть. на пару лет или может даже на век. просто снова почувствовать себя дома. да, здесь нет таких лесов, таких домов на деревьях, но не вещи создают атмосферу дома. а люди. людей-то эрагон пока и не знал. он был одинок, потому что зациклился на мысли, что стоит кому-то узнать о том, что же прячется за головной повязкой, как его испугаются, отвернутся, и ему придется еще раньше покинуть этот материк. он не хотел расставаться с этим местом, потому что оно ему нравилось. он знал, конечно, что пройдет пару лет, и, если его прогонят, люди забудут, он сможет вернуться. но захочется ли ему? душа всадника никогда не была постоянной, он любит изменения, и может быть, пока он эти несколько лет будет путешествовать, он найдет что-то иное, что-то ему более интересное. но в любом случае, от таких тревожных размышлений эрагон не испытывал страха. он знал, что не стоит бояться будущего. оно будет опасно только в том случае, если заставит тебя испытать страх.
он шел по темным улицам миэрина и напевал себе под нос старинную эльфийскую песенку на древнем языке. он часто вспоминал древние поэмы и песни на родном языке, чтобы не забыть его. в миэрине все разговаривали на другом языке и за пару месяцев, способный к обучению, эрагон выучил его, но ему, правда, в этом помогло заклятье, которое позволяло ему лучше понимать то, что говорят окружающие. родной же язык был нужен для создания этих самых заклинаний и нельзя было, чтобы он его забыл. когда он пел себе под нос, миэрин переставал быть таким мрачным, и даже его узкие улицы заставляли эрагона думать о нем, как об огромном лабиринте, а подобные игры он любил еще с детства. но его пение резко оборвалось на полуслове, когда неожиданно он услышал лязганье мечей. эльфийский слух острее человеческого, как и зрение, и в свете небольшого количества светильников, эрагон разглядел тени. рванулся к ним.
— ਨੂੰ ਅੱਗ! — заклинание сорвалось с языка, и эрагон почувствовал, как по его телу проходит разряд энергии, от которого по спине эльфа пробежались мурашки. ему давно не приходилось использовать магию для атаки, большинство его чар было создано для защиты, в этом мире он не считал нужным разбрасываться убийственными заклятьями направо и налево, не хотел даже этим привлечь внимание к себе. из его вытянутой ладони сорвалась стрела огня и вонзилась одному из неизвестных прямо в грудь. он не успел издать даже стона, упал на землю, захлебываясь кровью. эрагон поморщился, вгляделся в темноту и увидел троих людей в странных, немного отпугивающих масках. возле них на полу лежало большое количество трупов, что заставило всадника нахмуриться и понять, что это дело рук людей перед ним. ему потребовалась минута, чтобы разобраться с противниками, потому что он воспользовался их незащищенным разумом и заставил их совершить самоубийство, завладев их телом. он не любил эту процедуру, люди в этом мире были так слабы, когда дело заходило о разуме, они не были способны себя защитить, и эльф чувствовал, словно он жульничает, нарушает негласные законы. он не любил жестокость, но прекрасно знал, что его способности убивать, его способы убийства, все это насчитывает неимоверное количество вариантов. магия, лук, меч, кинжал, сила мысли. если в родной алагейзии это казалось нормальным, правильным, родным, то здесь пугало его самого. здешние люди, узнай они, кто такой эрагон и на что он способен, его бы тут же назвали монстром.
когда с противниками было покончено, эрагон внимательно всмотрелся в их позолоченные маски с элементами бирюзовых цветов. не трудно было догадаться, что люди эти принадлежали к единой группировке. но вот какой? противники ее величества? если судить по другим трупам, то это отряд безупречных, что патрулировал эту улицу по ночам. эрагон не редко видел их из окон своей комнаты. вероятнее всего это и правда люди, которые не согласны с тем, что на троне сейчас воцарилась дейнерис. разглядывая маски, всадник думал о том, что где-то уже видел подобное лицо, изображенное на них. кажется, у той золотой статуи, что некогда стояла на вершине одной из пирамид, но которую, после того, как в город пришла таргариен, спустили вниз. от изучения масок его отвлек стон, и эрагон тут же поспешил к человеку, который его издал. это был один из безупречных. шлем сдавливал ему горло, и он давился своей кровью, судорожно кашляя. расстегнув застежки шлема, всадник прошептал на родном языке: «ਚੰਗਾ» и самые серьезные по мнению эрагона раны начали медленно затягиваться; он не собирался излечивать все, потому что это было бы слишком странно: только что этот безупречный лежал и умирал, а тут все его раны резко затянулись.
— считай тебе повезло, — пробормотал эрагон, видя, что мужчина удивленно его разглядывает. — выжил. еще бы чуть-чуть и все. надо тебя отнести к лекарям. . . у вас среди безупречных они есть?
он смотрит на нее снизу вверх и видит только светлые, прекрасные волосы и платье, столь прекрасное, что, кажется, будто его сшили эльфийские ткачи, среди которых некогда у эрагона было много друзей. у него до сих пор в седельных сумках бит'даума сохранилась какая-то одежда, подаренная ему в честь его путешествия лучшими мастерами. эти вещи напоминают о родном доме, но здесь, будучи среди бедняков, эрагон бы никогда не посмел надеть что-то подобное. но королеве, такой как дейнерис таргариен, было дозволено все, и эрагон лишь только упивался ее красотой, осторожно поднимая взгляд и тут же его опуская. нет, не из-за страха, а из мысли, что пусть его тайное восхищение ею останется пока в тайне.
он ждал ее слова. он ждал дозволения говорить, потому что знал то, как правильно нужно вести себя перед правителями. в алагейзии их было достаточно, чтобы всадник понял, что каким бы король или королева скромным не был, по правилам этикета всегда придется высказывать ему свое почтение и низко кланяться, потому что подданные должны уважать своего правителя. потому что подданные должны показывать, что они уважают, иначе, без уважения, все рухнет. политика была похожа на карточный домик куда больше, чем какие-либо другие отрасли, и бывший предводитель всадников прекрасно это знал. его взгляд осторожно проскользил по лицам окружающих королеву людей. служанка, командир безупречных, телохранитель, знакомый капитан. проскользнула мысль с вопросом: «а где же драконы?», но подумав, что они, наверное, слишком огромны, чтобы их держать в тронном зале, он быстро отставил вопрос в сторону. ему конечно было любопытно, но приходилось сдерживать собственное любопытство, чтобы себе же и не навредить. эрагон знал, что должен как можно лучше обдумывать свои собственные решения, чтобы не выставить себя дураком. здесь и сейчас, улучив возможность встретиться с королевой, он хотел, чтобы она взяла его себе на службу. чтобы он мог вот так стоять возле нее и помогать ей править. в детстве из него растили советника императора, так что он был уверен, что сможет помочь дейнерис.
после поклона он гордо выпрямил свою спину, взглядом стреляя прямо в сторону королевы. он был уверен в себе, уверен в своих силах и умении убеждать людей в том, что он им необходим. так было всегда, пока он руководил всадниками, так будет и сейчас. сколько бы не проходило времени, эрагон останется эрагоном. он всего лишь эльф, который из-за своего любопытства столкнулся с такими вещами, которые тогда в алагейзии были ненормальными. он чувствовал, что уже однажды изменил свой родной мир, остановив кровавую войну, теперь он может попытаться изменить что-то другое. вместе с дейнерис, если та, конечно, позволит.
« Будь осторожен, Эрагон, » — раздается в голове. это бит'даум, готовый в любой момент сорваться со своего места и прилететь в миэрин, чтобы защитить своего всадника. зная характер своего дракона, эльф был уверен, что тот готов сжечь весь город до тла, лишь бы спасти его. бит'дауму будет наплевать на драконов дейнерис, бит'дауму будет наплевать на людей, бит'даум слишком дорожит эрагоном, чтобы оставлять его в опасности. он ведь всегда ворчит, стоит эрагону вскочить на лошадь и отправиться обратно в город. дракон говорит, что, когда он возвращается, от него пахнет помоями, и всадник только тихо смеется. ворчливый дракон, чье великолепие ослепляет и самого эльфа. он не может смириться с мыслью, что он, наверное, один из самых счастливых людей на земле.
но кажется, бит'даум не разделяет его восхищения королевой. эрагон знал, что драконы слишком гордые сознания, чтобы возносить какого-то человека так, как это делает всадник, но он все же старался мысленно убедить его, что эта девушка заслуживает восхищения. она смогла изменить свою жизнь и подняться на колени, после стольких падений. эрагон был не такой. он не падал. он только чувствовал, что поднимается. и его путь казался ему легче, чем ее.
— мое имя эрагон, ваше величество. я рад наконец с вами встретиться.
