Тянется тонкая и тревожная нить. По струне настойчиво водят смычком, словно над ухом летает комар. Она сидит на диване, поджав под себя ноги и курит пряные сигареты, дым от которых создал в комнате неприятную пелену и ощущение таинственности и мистики. Когда она выходит на улицу, этот запах аурой стелется за ней, вперемешку с ароматом дорогих духов, так удачно попавшихся в руки отчаянной и рискованной воровки.
Одна затяжка и дым попадает в нос, лисица кашляет. Тяжело кашляет, потому что внутри нее так много грязи, что та готовится вот-вот вылиться наружу. В ней сидит множество пороков, и о каждом она знает, пытается держать их под замком, но двери-то решетчатые, нет-нет, а что-то проливается в свет, постепенно скрываясь, сливаясь, точно хамелеон, с настоящей сущностью женщины.
Она хитрая. Мало кому известно, что в игре, которая называется жизнью, чаще с выигрышем оказывается тот, кто больше хитрит. Она знает, что достаточно умна, чтобы уметь использовать свой разум во благо себе. Но разума без хитрости не бывает. Она обманывает даже тех, кто, как кажется, не заслуживает этого. Человек близкий, человек дорогой; кто-то всегда окажется во власти ее лжи и коварства, потому что ей сложно себя останавливать. Вся подлость уже давно внутри нее, внутри ее существа, оторвать которое можно лишь с болезненным и сводящим с ума треском. Она боится боли, она не хочет боли. Ей не нужно все это, ей бы просто жить, спокойно и интересно. Без разницы, пусть даже все дорогие ей люди уйдут, забрав по кусочку ее разбитого сердца, пусть они покинут ее. Тем лучше. Она больше не будет никого ранить, она будет одна и будет счастлива.
Ее образ, видный в дымке сигарет, напоминает совсем потерянную женщину, без смысла жизни, без всего. Оно и так. Ей бы только выжить. Она стала человеком благодаря волшебнику, но лисьи повадки остались. Раньше она всегда знала, что она живая, особо не задумывалась над этим. Но теперь она вдруг обнаружила, что простое выживание превратилось в проблему, для решения которой требовалось много сил и времени. Нужно было очень стараться, чтобы всего лишь оставаться живой. Она поняла, что с этим можно справиться, лишь усилив презрение к суете борьбы за выживание. Иначе, если к этому привыкнуть, вся жизнь сведется лишь к этому маленькому языку пламени в примусе и к разогревающейся на ужин пицце.
Когда-то людьми руководило благоговение. Затем страх. Сегодня людьми руководит их желудок. Раньше люди были скованы по рукам и ногам цепями. Сегодня они опутаны прямой кишкой.
Иногда ей казалось, что в борьбе за жизнь у нее не остается времени жить.
Она такая женщина, которая любит себя; её глаза светятся от счастья, на губах играет загадочная улыбка, а лёгкая походка не отягощена ни неудобными туфлями, ни грузом ложных комплексов, поверьте — ни один мужчина не сможет пройти мимо! Хитрость и красота животного передалась и ее человеческому облику. На первый взгляд она похожа на шампанское — легка в общении, всегда улыбчива, непредсказуема и чувственна. Но она двулична и никогда не показывает себя настоящую. Она всегда останется загадочной женщиной. Все так мало знают о ней, что постоянно удивляются. Любой факт ее жизни производил на них впечатление сенсации.
Осторожнее с ней. Лиса — символ ума, хитрости, коварства.
Волшебник дал ей способность облачаться в лисицу, когда она захочет. Ценный дар, но что может быть лучше двух ног и красоты человеческого тела? Разве что такая же красивая жизнь, но это пока, увы, не сложилось. Она вздрагивает, когда с подлокотника кресла на пол падает телевизионный пульт. Наклоняется, роняя что-то еще, поднимает его и включает. О ней не показывают в новостях, она не звезда, хотя хотела бы быть. Она всего лишь воровка, которая стягивает у нерадивых людей все подряд, что кажется ей нужным. Она умеет подделывать документы, она умеет исчезать, когда надо, и появляться точно так же незаметно. Но нигде подолгу оставаться она не может. Ее тело не стареет, лишь ее душа терпит изменения возраста. И она даже не знает, радоваться или нет, потому что иногда это хорошо, иногда плохо. Каждая ночь для нее, это повод подумать о том насколько вся ее жизнь запущена, насколько она лишилась смысла с тех самых пор, как стала человеком. Она никого не винит, кроме себя.
Ночь брошена как кость в пасть скулящей собаки-ностальгии. И ее белый ошейник окроплен мутными чернилами прошлого.
Растрепанное синее облако с разорванной гортанью застыло напротив окна. Где-то еще постукивает дождь и за его бормотанием Алиса не рассмотрела поступи рассвета. Утренняя прохлада похрустывает как свежие простыни. И ей больно говорить ... Разве что шепотом. Где-то вдали дождь взахлеб читает свои молитвы. А собака-ностальгия всё вертится подле нее, скулит, ластится, тычется горячим носом в ее ладони... Снова ей бродить сегодня по покинутым городам, снова вести беседы с потерянными душами...
Лиса снова позволяет изучать свои изъяны и прятать в травы голоса звенящую струну, разменивать на хрип и полушепот, глотая кислород, откашливая тишину. И руки лижут ей усталые щершавым языком слепые стены. В разомкнутые веки жалят осмелевшие, безумные, взъерошенные тени. Бессонными рассветами царапая глазницы, она приютила их сны на острие булавки; и если не сможет уснуть в петле удавки — в царапине взрастит кошмар.

«Прячет тревога свои семена в моих позвонках
И уже нет приюта мне на этих берегах,
По кромке луж мне не ступать, раскину руки
К бестрепетной, томительной разлуке.
К игле ластятся нити изнутри,
С заштопанными клювами — живые снегири;
За птичьей тишиной — моей никто и не заметил...
Под пологом лицо — бледнее смерти.
Быть может я еще проснусь столетьем позже,
Сейчас не спят лишь иглы глубоко под кожей...
И гость семян со вкусом кардамона,
И снегири, что вырезала из картона...»

Ее тонкие костяшки пальцев выводят ровные буквы черными чернилами на бумаге. Она откидывается на спинку кресла и пробегается пальцами по подлокотнику, она закрывает глаза и вслушивается в стук капель дождя по подоконнику, они ударяются с ощутимым звуком об металл, разбиваясь вдребезги. Она чувствует себя этой холодной каплей среди миллионов других, ничем не отличающихся друг от друга, они разбиваются, разгоняются, загоняются, словно отпущенная птица. Она устала. Она здесь давно. Она холодная, но агрессивная, она тихая, но безумная, она океан, но внутри пламя. Ей нужно завтра, ей нужно вчера, ей нужно сегодня. Ей нужно все.
Она любит вести дневник, любит писать в него то, что творится у нее на уме. Но тетрадки в клетку долго не живут, они сгорают, потому что ей нравится смотреть на огонь и ей не нравится смотреть на свои мысли. Но перестать писать она не может. Это жалкая привычка, как алкоголь или курение.
День сменяет день. А во ней всё укрепляется чувство отчуждения к тому, кто она есть. Тревожно. И эта тревога всё нарастает, достигая своей кульминации перед сном. Тревога прячет свои семена в ее позвонках — с 6 по 13.
Она снова чувствует, снова видит себя изнутри: все эти переплетения тканей, движения легких, сосуды и вены, нервные окончания и кости. Всё утратило свой вкус. Всё кроме чая, лавандового. Но каждый из глотков обжигает ее горло горечью, словно она пьет высушенное отчаяние, которое хранила в кладовке все эти годы, до того момента, пока она (снова?) не потеряет себя.
Она пишет, когда на заднем фоне звучат новости. Ощущение, что она не одна, согревает душу. Ей хочется почувствовать обвившиеся вокруг шеи руки любимого человека, но этого не будет, потому что она слишком дорожит своими тайнами и грехами, чтобы делиться ими с кем-то. Потому что ей стыдно.
Каждая капля чернил наполняется синевой холодных небес. Тени и пятна света укрываются исписанными страницами ее дневника, словно одеялом. Февраль делает пробуждение невозможным, холод увлекает лисицу на самое дно, привязывая тяжелые сны к ее телу. Сумеречная синева проникает под веки, превращая ее соленые реки в слезы китов.
В ее мире незначительное всегда будет значительным, в ее мире нет места улыбчивому счастью, потому что оно чуждо ей, как углекислый газ существу, что вечно дышит кислородом. Лиса помнит прошлое точно так же, как простые люди его забывают. Оно остается у нее под кожей, и вырезать его невозможно.
Тонко звучит одинокая нота ми второй октавы. Звук чистый, как капля росы, звук далекий, как свет в конце туннеля. Звук странный и непривычный, как сон, после месяца ночей во тьме. Она на приеме в компании пожилого главы фирмы. Он одинок, а она прекрасна, но разве такой мужчина мог понравиться женщине, которая жаждет получить все самое лучшее? Разве такой человек может составить ей действительно интересную компанию? Ни в коем случае. Она дикая и коварная вертихвостка, чей взор падает лишь на выгодные кампании. Этот мужчина богат, а когда он повезет ее к себе домой, она сможет получить толику этого богатства. Так и живем.
А нота ми все тянется и тянется, словно самая жизнь, высокая, и горькая. Ах, точно, это же ми бемоль. Печальная и более низкая
Кто играет на клавишах нашей жизни? Бог ли? Она не верит в богов, она сама по себе, дикая, рыжая и прекрасная. Ей нет смысла винить во всем кого-то свыше, ей нет смысла перекладывать бывать всю ответственность с себя на Бога. Она сильна и эта сила делает ей честь.
Нота обрывается, пепел с сигареты прожигает на обивке кресла маленькую черную дырочку. У нее вся душа такая, прожженная, и пепел тлеет внутри нее, иногда грея, иногда обжигая. Для других она может быть огнем, но на самом деле она океан. Для других она может быть солнцем, но на самом деле она метель. Навсегда дикая, навсегда рыжая, навсегда коварная и хитрая. Навсегда это долго, слишком долго. Но она не думает о вечности, потому что пытается ею наслаждаться, потому что пытается жить ею и чувствовать каждый кусочек сладкой и горькой жизни. Она лисица, которой никогда нельзя верить, она женщина, которая любит создавать сети, сама этого не понимая. Все доведено до уровня инстинктов, и пистолет в руках всего лишь муляж для того, чтобы пугать - себя, других, без разницы.
Ее нюх острее, чем у человека. Ее взгляд четче. Но умирают все одинаково: прах, кости, память. Но вот от нее памяти не останется, кто она такая, чтобы ее помнили. Героиня сказок? Да. Героиня своих грез? Нет. Ей никогда не стать такой, какой она хочет быть, потому что воля слишком слаба, и за много-много лет она это поняла и даже не пытается что-то менять. Ее надежды всегда слишком слабы, ее вера никогда не бывает сильной. Все, на что она может положиться - ее инстинкты лисицы, на ее отчаянное желание выжить. Наверное, вся ее жизнь плод чьего-то воображения, кто-то захотел, чтобы она жила и она живет, разрывая себя по частям, каждую оставляя в каком-то времени у какого-то человека. Каждый, кто столкнулся с ней усвоил урок: лиса не может не врать. Это ее сущность, ее проклятый миллион раз дар. Она может ненавидеть его, может хотеть от него избавится, но у нее не получается. Она навсегда зверь, принявший человеческое отличие, и как бы она не пыталась стать обычной женщиной, завести обычную жизнь у нее это не получается.
Она тянется, чувствуя, как напряженны ее мышцы и суставы. Быть человеком тяжело, но сладко. Ей доступно то, что не было доступно, когда она была лисицей. Она получила новую жизнь и она дорога ей. Она будет жить несмотря ни на что, будет жить, хотя порой так хочется убить себя просто потому что смысла жить нет. Она ищет его, но не находит, она жаждет его, но его нет. Ей больно от того, что никого нет, но она умеет терпеть, этому она научилась давным-давно.
Отрывается от бумаги ручка. Лисица откидывается назад — без обеда, без кофе, без сил, — и вновь на глаза наворачиваются слезы, слезы ярости, оттого что весь мир, похоже, разваливался на части, причем безо всякой на то причины, хотя ничего на свете не изменилось, кроме разве какой-то мелочи, которую она даже не смогла бы назвать, но которая отняла у нее то, что она считала собственной жизнью, и зашвырнула все это на высоченную гору, чтобы ей пришлось карабкаться туда — и в итоге обнаружить, что впереди лишь очередная гора, еще выше, и так с ней будет всегда, пока она жива на этом гребаном белом свете, и если это действительно так, то какой вообще в этом смысл — да и есть ли он, черт бы его побрал?
Она может разговаривать сама с собой. Вот так, сидя на деревянном стуле на кухне перед раскрытой тетрадью. Тут, по крайней мере, что она захотела, то и сказала. Иногда она целыми днями носит черное, потому что ведет траур по себе, по человеку, которым ей никогда не стать.
Она знает о чем мечтает. Она ненавидит свою жизнь. Утро-вечер. Всё заканчивается одинаково. Она мечтает, что завтра у нее начнется новая жизнь. Поэтому она мечтает об этом каждый день. Каждый божий день. Много лет назад она была счастлива, но сейчас она лишь алеет о том, что осознала это только сейчас. Когда-то давным давно каждый день для нее был полон удовольствия, но сейчас это всего лишь тень дымчатый воспоминаний и не больше.

Лисица. Оборотень. Умеет превращаться в лисицу, когда этого захочет. Хочет этого редко, потому что вполне удовлетворена — именно, что не довольна! — своим человеческим обличьем. Основная специальность — воровка, но ее можно встретить работающей и официанткой, и раздающей флаеры на улице, без разницы. Знает несколько языков, родным всегда будет русский (ругается преимущественно на нем), хорошо знает английский, терпимо знает французский, знает, как попросить еды на испанском и итальянском. Умеет стрелять из пистолета, но никогда до этого особо этим навыком не пользовалась, главное оружие это хитрость! Никогда не давайте ей с Вами разговаривать, это опасно, потому что она может быть очень убедительной, и к добру это никогда не приводит. Никогда не ведитесь на первое впечатление, всегда будьте предельно осторожны!
Из особых личных вещей у нее есть разве что... у нее ничего нет. Она не любит привыкать к вещам. У нее с собой всегда только хитрость, очаровательная улыбка и саркастические замечания.
Анкета показалась Вам излишнее драматизированной? Что ж, только здесь и сейчас Вам представлен истинный хитрой рыжей женщины, о котором Вы никогда не узнаете просто так.