Chapter one. You know Nothing.
every bullet has its billet
у  к а ж д о й  п у л и  с в о е  н а з н а ч е н и е

ash stymest

❖ имя	❖ возраст	❖ измерение	❖ род деятельности
dominique laurent | доминик лоран kai | кай	25 лет	инвернесс	репетитор французского языка

Chapter two. Character's History.
there is no death . what seems so is transition
c м е р т и  н е т . т о , ч т о  к а ж е т с я  е ю  -  л и ш ь  п е р е м е щ е н и е

❖ БЛИЗКИЕ РОДСТВЕННИКИ:
отец - ксавье лоран [ xavie laurent ] - ему было двадцать четыре года, когда родился Доминик. Дедушка Кая был владельцем старой винодельной виллы недалеко от Ниццы [ Франция ]. На винодельном бизнесе долгое время жила семья Лоран, и все детство Доминика прошло среди ровных рядов виноградников, а так же рассказах отца о том, как все это богатство перейдет ему со временем.
мать - даниэла лоран-декомб [ daniella laurent-descombes ] - дочь одного из перспективных художников, который позже стал владельцем картинной галереи. После смерти своего отца переняла от него дело, стала активно организовывать выставки. Сама галерея находится в Ницце, а поэтому Доминик в частности видел маму только по выходным или, когда она брала его с собой на работу.
сестра - моника лоран [ monique laurent ] - девочка одиннадцати лет, очень дорога Доминику.
❖ ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ:
передо мной явилась ты - писалась гением:
ᅠᅠᅠᅠшизофрения после "ты" и опьянения -
ᅠᅠᅠᅠстать дополнением твоего определения -
ᅠᅠᅠᅠкурить покрепче, что до сипа, в горле жжения -
ᅠᅠᅠᅠнесчастной водкой размывать изображения -
ᅠᅠᅠᅠискать тебя в своем убогом отражении.

Ледяной город отвечает ему молчанием. Это не замок Снежной королевы, а он не Герда, пришедшая за братом. Он неожиданная снежинка, залетевшая внутрь ледяных дверей, что вот-вот захлопнуться. Подвластен порыву ветра, судьба не принадлежит ему. Он повышает громкость на своем смартфоне: в наушниках плачет coldplay. В его венах течет морская вода, потому что он родился возле Средиземного моря и навсегда отдал тому свое сердце. Каждую ночь он вводит в свои вены новую порцию соли, те так явно отпечатались на его руках с аккуратными длинными и ухоженными пальцами, способными перебирать не только гитарные струны, но и пряди чьих-то волос.
Море.
Синее.
Бескрайнее.
Мое.
Вскидывает голову, тревожный взгляд превращается в текущую под кожей разгоряченную лаву. Его прикосновения — морская пена и ожог, его взгляд — грусть, скрытая за идеальной улыбкой, его флирт — попытка не быть одному. В голове проносится миллион и больше всевозможных ответов на любую фразу, но он боится совершить ошибку и ответить неправильно. Оступиться непростительно, под ногами лишь с недавних пор твердая земля.
Только бы не упасть.
Ведь потом не встать.
Он закуривает. Делает это снова и снова, хотя уже миллиарды раз обещал больше не курить. В его движениях нет механизма, нет привычки, если только горький вкус фильтра, когда зубы закусывают его между собой, пепел падает на чистый ковер, а пепельница одиноко пустует на крышке фортепьяно, стоящего посередине большой гостиной.
У него острый лимфоблазный лейкозЮ и он, черт возьми, умирает каждую секунду, лелея в душе мечту о том, что успеет сделать все из своего заветного плана. Если отодвинуть постер, вырванный из журнала national geografic, то можно увидеть, что на стене черным маркером, прямо на обоях написан список:
[...]
накуриться
прыгнуть с парашютом
влюбиться
занести свое имя в историю
[...]

Он учится ловить и запоминать моменты. Каждой клеточкой своего тела он пытается обозначить себя, как все еще живого человека. Химиотерапия по расписанию, осторожная жизнь, список пока остается только списком. Никакой учебы, и, если бы не репетиторство, никакого развлечения и обычного, живого досуга. Только походы в больницу, посиделки на качелях во дворе небольшого дома, да мысли о том, что он умудрился сломать жизнь самым своим близким людям. Он — ходячий ядерная бомба, и ему бы очень сильно хотелось, чтобы, когда он взорвется, жертв было как можно меньше. Его родители развелись, когда выяснилась судьба их сына. Один не может думать ни о чем, кроме рака, другая выбрала для себя роль слепой.
Глупо.
Так хочется жить.
Не хочется умирать.
Они тратят время Доминика.
Его время.
Выбегает из больницы, в груди дышится тяжело. Теперь у него в ушах песня от вечных the beatles — lei it be [acoustic] — говорят, акустические версии созданы для того, чтобы мы плакали. Кай не хочет тратить время на разборки родителей между собой. Его время драгоценно, он дышит им. Он давно уже живет не головою, а сердцем. Убегает на залив заливать свое горе, падает на песок у вод Несс и смотрит вперед, слушает, пытается запомнить каждый свой вдох, каждый взмах ресниц.
Хиросима в сорок пятом.
Это он.
Они похожи.
Это было хуже, чем разложение одного его друга или двойная жизнь другого; у Кая — осознанное затворничество — деланное благополучие, за изнанкой которого до безумия пусто: и некому помочь, и никто не позвонит, и никто тебя не любит. Его губы чертовски горчат, на вкус они — водка и лекарства. Им невозможно упиваться. Он убегает, как убежал от жизни в родном городе: переехал в Шотландию ко своим друзьям. Он убежал, потому что с болезнью там он не мог ничего сделать. С болезнью здесь он может попробовать начать новую жизнь. Попытаться.
Скоро рассвет?
Сколько еще это терпеть?
Он любит книги, читает их до рассвета, пальцы о страницы царапая. Любит замки, рыцарей, любит историю средних веков. Ему сны снятся, где он обладает формой дракона и может себе позволить то, о чем никогда даже в жизни не мог мечтать. Он лелеет в себе эти сны, как маленький ребенок. Никому никогда не расскажет. Его любимый цвет — золотой, как драгоценности, но вот осознание таких вещей у него другое: самое дорогое в этом мире, это человеческая душа. Он слушает не только the neighbourhood, the xx или каверы от boyce avenue, но и классическую музыку. Да-да, он из тех людей, кому нравится Моцарт. От него пахнет сладким парфюмом, несмотря на горькость взгляда, он любит лавандовый чай и кофе с корицей, неравнодушен к птицам и крыльям. Мечтает стать морем, встретить ночь и потушить огонь внутри себя.
Пламя.
Горит так ярко.
До жути красиво и тепло.
Доминик по ночам засыпает с включенным радиоприемником или телевизором, слушая разговоры людей, слушая музыку, слушая жизнь, которой у него никогда толком не было. В этом мире все чего-то лишены, и все страдают от одной единственной болезни, по воздушному [душевному] пути распространившейся между людьми. Она есть на каждой улице, в каждом городе, в каждой стране, на каждом континенте. Она, как облако дыма от больших промышленных городов, окутала нашу планету. Что за болезнь? Это болезнь, которая, к сожалению, теперь в моде и которую ежедневно встречаешь у интеллигентных людей. Врачи, конечно, ничего об этом не знают. Она сродни moral insanity, ее можно назвать также индивидуализмом или воображаемым одиночеством. Современные книги полны этим. В человека вселилась фантазия, будто он одинок, ни один человек им не интересуется, ни один человек его не понимает. Тому, в ком уже сидит эта болезнь, достаточно нескольких разочарований, чтобы он поверил, будто между ним и другими людьми не существует вообще никаких отношений, разве что недоразумения, и что каждый человек, в сущности, шагает по жизни в абсолютном одиночестве, что ему никогда не стать по-настоящему понятным для других, нечего с ними делить и невозможно иметь что-либо общее. Бывает даже, что такие больные становятся высокомерными и считают всех прочих, здоровых людей, которые способны еще понимать или любить друг друга, за стадных животных. Если бы эта болезнь стала всеобщей, человечество неминуемо вымерло.
Все мы когда-нибудь умрем.
Это неминуемо.
И пока я буду пытаться забыть об этом.
Я хочу быть бесконечным.

Доминик адекватный, аккуратный, безмолвный, бережливый, быстро смекает что и где, гибкий, грациозный, здравомыслящий, изящный, индивидуальный, интеллектуальный, конкретный, красноречивый, ловкий, многосторонней, мужественный, невозмутимый, обаятельный, осмысленный, осторожный, понимающий, честный, толковый, целеустремленный, экономный, эрудированный; беспощадный, впечатлительный, встревоженный, выделяющийся, высокомерный, гневливый, грубый, депрессивный, жестокий, забывчивый, зависимый, заносчивый, ироничный, категоричный, коварный, конфликтный, мазохист, мстительный, наглый, надменный, придирчивый, резкий, саркастичный, фетишист, язвительный. В нем сочетаются качества хорошего актера, которые позволяют ему скрывать те или иные признаки его характера, поэтому надо быть очень осторожными при общении. Он словно не раскрывается полностью, всегда не забывая вас иногда удивлять, когда предоставляется случай. Так, я долго не знал, что он умеет играть на гитаре или очень красиво рисует, и эскиз для своей татуировки нарисовал сам. Доминик говорит во сне, а по утрам пьет слишком сладкий кофе. По ночам, собственно, тоже, потому что спать он не очень любит, как говорит. Хотя кого обманывает, я сам лично видел, как он заснул на диванчике в приемной больницы, укрыв лицо какой-то брошюрой. Он иногда любит приврать, забывая о том, что есть люди, которые многое о нем знаю и ложь его на них не подействует. Он не может просто привыкнуть к тому факту, что у него есть люди. Он словно боится брать за близких ответственность, словно думает, будто, если человек с ним, то теперь все зависит от Доминика, даже чужие ошибки. Он либо владеет полностью, либо нет. Нужно быть готовым отдать себя без остатка, а не только частично, чтобы стать для Доминика очень близким другом. Я бы не узнал о его прошлом, если бы не досье в его медицинской карте, потому что парень не любит о себе рассказывать. Ему это кажется излишним. Ему просто не хочется вспоминать о том, что он когда-то пережил и его надо понять. Никто не хотел бы такое переживать. Я ему и сейчас не завидую. Я боюсь за него, мне кажется, как бы он не зашел слишком далеко из-за своего листа желаний. Он кутается в свое пальто, курит свои любимые сигареты и давит на педаль иномарки, уезжая в другой город. Я напоминаю ему, что у него на следующей неделе снова химиотерапия, а он только отмахивается и говорит, что будет к сроку. Я верю, он всегда держит обещания, но тревога никуда не проходит. Он всегда так беспечен, когда дело касается чего-то серьезного, и всегда так храбр, когда разговор заходит о своей болезни. Наверное, из нее состояла вся его жизнь. Он по истине романтик и мечтатель. Доминик очень тонко чувствует гармонию. Чувство композиции позволяет ему вести себя очень изысканно. Прекрасно подбирает предметы туалета. Иногда выглядит как настоящий франт. Он очень хорошо владеет своим телом, походка грациозная, порой даже вычурная. Во время разговора иногда имеет склонность заглядывать в глаза собеседнику, а также брать его за руку.

Д — дракон
О — озеро
М — море
И — идеал
Н — ночь
И — история
К — конец.

Chapter three. Identification.
we are an impossibility in an impossible universe
м ы  н е в о з м о ж н о с т ь  в  н е в о з м о ж н о й  в с е л е н н о й

❖ ВАШЕ ИМЯ / НИК:
Захар
❖ СВЯЗЬ С ВАМИ:
kontikky
❖ КАК УЗНАЛИ О РОЛЕВОЙ:
баннер в шапке
❖ ПРОБНЫЙ ПОСТ:

Свернутый текст

Ли Тэмин по ночам засыпает с включенным радиоприемником или телевизором, слушая разговоры людей, слушая музыку, слушая жизнь, которой у него никогда толком не было. В этом мире все чего-то лишены, и все страдают от одной единственной болезни, по воздушному [душевному] пути распространившейся между людьми. Она есть на каждой улице, в каждом городе, в каждой стране, на каждом континенте. Она, как облако дыма от больших промышленных городов, окутала нашу планету. Что за болезнь? Это болезнь, которая, к сожалению, теперь в моде и которую ежедневно встречаешь у интеллигентных людей. Врачи, конечно, ничего об этом не знают. Она сродни moral insanity, ее можно назвать также индивидуализмом или воображаемым одиночеством. Современные книги полны этим. В человека вселилась фантазия, будто он одинок, ни один человек им не интересуется, ни один человек его не понимает. Тому, в ком уже сидит эта болезнь, достаточно нескольких разочарований, чтобы он поверил, будто между ним и другими людьми не существует вообще никаких отношений, разве что недоразумения, и что каждый человек, в сущности, шагает по жизни в абсолютном одиночестве, что ему никогда не стать по-настоящему понятным для других, нечего с ними делить и невозможно иметь что-либо общее. Бывает даже, что такие больные становятся высокомерными и считают всех прочих, здоровых людей, которые способны еще понимать или любить друг друга, за стадных животных. Если бы эта болезнь стала всеобщей, человечество неминуемо вымерло. И Тэмин каждое утро просыпается от все тех же самых звуков телевизора, когда диктор сообщает о какой-нибудь катастрофе или наоборот, о каком-то открытии, совершенно не осознавая, что Тэмин тоже сам по себе катастрофа и одновременно великое научное открытие. У него не голубая кровь, он не умеет извергать огонь, но зато он умеет жить. И еще на этой планете огромное количество людей, способных жить, не смотря ни на что. Им бы выдать медали, им бы встретиться друг с другом, им бы попытаться понять друг друга. На сердце тоска от осознания, что столько замечательных людей сидят и не знают о существовании друг друга. Кто-то твердит, что каждый когда-нибудь найдет человека, заранее предназначенного ему. Этот человек будет прекрасен, он будет знать, что тебе нравится вовсе не красный, а оранжевый цвет, что тебе нравятся драконы, а не домашние животные. Что ты мечтатель и интуит, а не строгий и сухой логик. Но этот человек может жить на другом континенте, он может не говорить на одном с тобой языке, он может умирать от смертельной болезни, вроде рака, он может пройти мимо тебя, сесть за соседний столик, а не за твой, в кафе. Вы можете не встретиться. Судьба создаст для нас идеальную партию, но не факт, что мы сможем ее разыграть. А потом мы не теряем времени и знакомимся с другими людьми, упиваемся иллюзией того, что, вот, он, мой идеальный человек! Чтобы потом оказалось, что с ним очень интересно ругаться, бить посуду, ощущать на теле запах чужого парфюма, в телефоне видеть чужие номера и смски, плакать, рвать на себе волосы и ругать Судьбу, за то, что она нас обманула. Тэмин знает, что на самом деле это мы сами себя обманываем, и никто не виноват в том, что Судьба так распорядилась. Наши слезы льются от того, что мы не в силе принять свою ошибку. Для этого мы создаем богов, приносим им жертвы, губим себя ради их существования, отчаянно боремся за их существование, конечно же понимая, что на самом деле Там никого не существует. Нам просто нужно верить во что-то, если мы не можем верить в самих себя.
Тэмин ловит ее где-то на границе со здравым смыслом и ее домом. У него в зубах третья по счету сигарета, а в салоне дорогого автомобиля уже пропал запах освежителя воздуха, все превратилось в сплошную раковую опухjль, и Тэмину абсолютно плевать, что этого не может быть. В этом мире не может быть так, что единственный человек, который его действительно понимает, оказывается похож для него на заточенную в клетке пташку. Он, как вор, тайком выхватывает ее из цепких рук владельца, он везет ее далеко-далеко, к морю, думает он, а на самом деле куда-то намного ближе. К морю они поедут как-нибудь потом. Да, наверное, Тэмину хочется быть для нее Питером Пэном, а она непременно должна быть его Венди, которую он забирает ото всех, прячет на какое-то время, в надежде, что это будет на совсем. У него отнюдь нет своей страны Неверленд, у него нет в вечных врагах Капитана Крюка в этой забавной шляпе и с французскими усами. У Ли Тэмина есть лишь он сам, да его грустные истории, которые он дарит ей, словно детские сказки про драконов и замки, где прячут принцесс. Она уже не маленькая девочка, чтобы слушать подобное, а он не самый прекрасный рассказчик, чтобы повествовать такое, но нарушать правила, при этом свои собственные, всегда было неотъемлемой частью этих двоих. У него в радиоприемнике играет какая-то скримо группа, и он ведет машину специально быстро, прекрасно зная, что она действительно любит: она любит скорость. И такие машины, как его alfa romeo 4c. Она любит Шекспира, и у него на губах вертится пьеса «Сон в Летнюю ночь», которая постоянно так неожиданно всплывает в его сознании, стоит ему увидеть ее. «Счастливей роза, ставшая духами, чем та, что на нетронутом кусте. Живет и гибнет в святости пустынной.» Летний сон, который вот-вот прервет знаменование осени по календарям. Часы ведут свой последний отсчет, а Тэмин словно надеется на скорости все догнать, все вернуть, все исправить. Иногда они [случайно?] оказывались в одном клубе [ха-ха, не смешите]. Дымовая завеса скрывала, то что всего лишь один взгляд мог скрывать в себе целую тираду, состоящую из образов, чувств и бессвязных слов одними губами. Это не сверхъестественное явление, это просто сама жизнь и человеческие души в консонансе. Тэмин любит шептать на французском, кричать на испанском и шутить на итальянском, любит создавать хаос вокруг себя, но только для нее. Только она знает, что на самом деле он буквально из этого самого хаоса соткан, но только окружен темным стеклом. Никто пока его не пробил, но она научилась глядеть сквозь. У него где-то в районе лопаток поселились вороны с городского кладбища, и, когда они встречают их, сидящих на железных воротах; ни один [ворон что ли?] не удивляется. Они уже стали друзьями [да-да, ворон]. Ли Тэмин любит церкви и любит гигантские витражи, любит смотреть на них, когда солнце играется с разноцветными стеклышками, посылая на его лицо разноцветные блики. Он любит историю Люцифера, любит стоять на последнем этаже отеля, в котором живет, расставив в разные стороны руки и думая о том, что когда-нибудь он полетит. Она может обнять сзади и полететь вместе с ним. Иногда Ли думает, что она и есть его крылья. Он толкает ворота ногой, вороны с шумным карканьем взлетают в разные стороны. Нет перьев, падающих на землю, нет странных звуков, нет даже заходящего за триста ударов сердца. Тэмин задумывается о том, что на самом деле весь этот мир состоит из самого простого «ничего». Даже этого кладбища тоже не существует. Единственное кладбище, по которому мы бродим, — наше собственное. Мы несем его в своих сердцах. В руках у Ли бутылка дорогого вина и два бокала, в карих глазах тревога и печаль, от которой так хочется избавиться. Вырвать бы глаза с корнем, заменить их на полу стеклянные протезы, перестать что либо видеть. Так хотя бы в зеркало можно будет смотреться с чистой совестью. Без единой мысли о том, что в очередной раз по глазам будет видно, что улыбка-то фальшивая. С ней это не пройдет, с ней вообще нет смысла улыбаться, даже над самой смешной шуткой, она итак все поймет.
— Здравствуй, мама, — гранитная плита, к которой он прикладывает руку, отвечает ему холодом преисподней. Кто вдруг решил, что в преисподней жарко? Вся преисподняя в гранит закована, ведь это камень, из которого делают последнюю вещь, напоминающую о существовании человека. Это последнее, чем мы можем после себя оставить. Тэмин не плачет, нет, слезы высохли уже давно. Внутри только ярость растет, он пачкает колени бежевых брюк грязью с кладбища, и усаживается на плиту. Могила не для мертвых, она для живых. Чтобы они пытались помнить и не забывали. Бутылка Шато Жискур оказывается на асфальте, рядом с бокалами, по углам от гранитной плиты он зажигает свечи и откидывает голову назад. У него на спине в районе лопаток наколота татуировка в виде Кассиопеи, и звезды он очень сильно любит, сидит, разглядывает их. Берет ее ладонь, преподносит к своим губам и чувствует аромат ее кожи, пробирающийся в само сознание. Она тоже в какой-то степени Кассииопея, прекрасная дева, помещенная на небо созвездием в виде красавицы, сидящей на троне, но только к верх ногами.
— Она бы сказала, что ты очень красивая, — искренне говорит Тэмин, поднимая взгляд. Когда она смотрит в его глаза, они из карих превращаются в голубые, в зеленые, в красные, в белые, в безумно черные, а в них звезды-звезды-звезды. И тоже какие-то новые, не знакомые астрологам созвездия. Например вот одно, оно называется созвездие тяжести. А вот другое, это созвездие разбитого сердца. И еще одно, созвездие мести. О каждом из них она знает, он не скрывает н и ч е г о, потому что нет смысла. Нет ничего, что заставляло бы его ей не открываться. Для нее его двери всегда открыты. Она почетный гость, которого порой выпускать не хочется. Тэмин предоставлен в этом мире самому себе, а она принадлежит другим. Он не стесняется говорить, что как-нибудь у него лопнут нервы, и он ее украдет. Тогда они смеются вместе, осознавая, что в любой момент этот смех может стать последним в их жизни. Ведь они знают, какого это — умирать. И даже знают это, пожалуй, лучше того самого дорогого для Тэмина человека, что сейчас лежит по метрами земли. Потому что мама уже все забыла, а они умирают в течении долгого времени, самостоятельно губя себя тысячами всевозможных способов. У них в распоряжении были сигареты, выпивка, даже наркотики, но самое главное оружие, которое оставляло на их теле и душе столько синяков и шрамов, это, конечно же, люди. Разные-разные, добрые и злые, отзывчивые и эгоисты. Нужные, главное, и не очень. Наличие и просто существование определенных личностей меняет все. Кого-то хочется убить, за шрамы на сердце, кого-то к этим шрамам хочется подпустить, пусть лечат. Потому что самому справиться уже просто не реально. И Тэмин привык, что холодными руками к холодным рукам, глубокими взглядами, тихим шепотом и одинокими словами, она позволяет ему исцелять ее, а она лечит его. Воздух на кладбище сырой, слегка пахнет землей, и вороны насмешливо шелестят крыльями. Ночь кутает их в свое одеяло, дарит незабываемые ощущения и не менее незабываемые мысли. Опаснее сейчас думать. Но еще опаснее чувствовать, потому что слившись в одно, мысли и эмоции становятся очередной бомбой для Хиросимы. Какой-то город взрывается, а вместе с ним и чья-то сокровенная душа, в которой, возможно, скрывалась огромная и бесконечная Вселенная. Возможно именно в этой Вселенной надо было искать наличие живых существ, именно на этих планетах и в этих звездах скрывалось будущее, о котором мечтают люди. Именно этот драгоценный мир должен был стать самым сокровенным для всего человечества. И так с каждым человеком. Люди драгоценны и бесконечны, как космос.